Обсле, убеждавший остальных, сказал:

— Пусть Кархид боится той мощи, которую этот союз может дать нам — и вспомните, что Кархид всегда боится новых путей и новых идей — поэтому он всегда тащится позади, где ему и суждено оставаться. В противном случае правительству Эренранга придется собрать все свое мужество и просить у нас права присоединиться к нам, но им будет отведено подчиненное место. В таком случае шифтгреттор Кархида претерпит унижение, в таком случае нам обеспечено место у руля. Если у нас хватит мудрости принять такое решение, наше преимущество будет обеспечено навеки! — И затем, повернувшись ко мне; — Но Эйкумена должна будет помочь нам, мистер Ай. Мы хотим показать нашим людям гораздо больше, чем вы, уже достаточно известный в Эренранге.

— Я понимаю, Сотрапезник. Вы хотите получить хорошее убедительное свидетельство, и я могу предложить вам такое. Но я не могу заставить корабль опуститься, пока не будет обеспечена его безопасность и достаточно недвусмысленно выражено ваше согласие на объединение. Мне нужен договор и гарантия вашего правительства, которое, насколько я понимаю, должно дать полное собрание Сотрапезников — и оно должно быть публично объявлено.

Обсле помрачнел, но сказал:

— Совершенно справедливо.

Направляясь домой вместе с Шуссгисом, который не внес в дело ничего, кроме веселого хохота, я спросил:

— Мистер Шуссгис, что представляет собой Сарф?

— Одно из Постоянных Бюро Администрации Внутренних дел. Следит за правильностью выдачи документов, предупреждая фальшивки, за необъявленными передвижениями, переходами с работы на работу, подделками и тому подобными вещами — словом, ерунда. Слово «сарф» на примитивном орготском и обозначает это понятие — ерунда, чушь.

— Значит, Инспектора являются агентами Сарфа?

— Ну, лишь некоторые.

— То есть, и полиция в определенной мере находится под его влиянием? — задал я осторожный вопрос и незамедлительно получил вежливый ответ.

— Думаю, что да. Поскольку я сам принадлежу к Администрации Внешних сношений, я не могу, конечно, быть в курсе дел всех учреждений, тем более Внутренних дел.

— Их деятельность, в самом деле, сложна. Достаточно взять, например, то, что занимается водами, не так ли? — Таким образом я ушел от темы о Сарфе. Тот факт, что Шуссгис не хотел говорить на эту тему, могло ничего не значить для человека с Хайна или, скажем, счастливого Чиффора, но я был рожден на Земле. Оказывается, не так плохо иметь предков, которым приходилось иметь дело с преступлениями. Дедушка-поджигатель может завещать своим потомкам нос, который остро чувствует запах дыма.

Было просто удивительно и забавно, что здесь, на Геттене, существовали правительства, столь напоминающие те, что были в древней истории Терры: и монархии, и мощно расплодившаяся бюрократия. Новое развитие событий было тоже любопытно, но оно радовало меня куда меньше. Странно, что в менее примитивном обществе звучали куда более зловещие нотки.

Значит, Гаум, который пытался сделать из меня лжеца, был агентом секретной полиции Оргорейна. Знал ли он, что Обсле было известно об этой его роли? Вне всякого сомнения. Был ли он в таком случае агентом-провокатором? Работал ли он против фракции Обсле или на нее? Какие фракции, не входящие в Правительство Тридцати Трех, контролировались сейчас или в прошлом Сарфом? Мне хотелось бы ясно представлять себе обстановку, но добиться этого было нелегко. Моя линия поведения, которая еще недавно представлялась прямой и ясной, вдруг стала обрастать какими-то сложностями и тайнами, как это было недавно в Эренранге. Все шло как нельзя лучше, вспоминал я, пока прошлым вечером Эстравен, как тень, не появился на моем пути.

— Какое положение Лорд Эстравен занимает здесь, в Мишноре? — спросил я у Шуссгиса, который отвалившись в угол сиденья неторопливо двигавшейся машины, казалось, уже подремывал.

— Эстравен? Здесь он называет себя Хартом. У нас нет титулов в Оргорейне, мы расстались с ними с началом Новой Эпохи. Насколько я понимаю, он зависит от Сотрапезника Джегея.

— Он там живет?

— Уверен, что да.

Я уже был готов сказать о том, что мне казалось странным — прошлым вечером он был у Слоси, а сегодня у Джегея я его не видел, когда мне стало ясно, что в свете нашего краткого утреннего разговора это не так уж и странно. Но мысль, что он подчеркнуто держится в стороне, заставила меня смутиться.

— Они нашли его, — сказал Шуссгис, поудобнее размещая свои толстые бедра на мягком сиденье, — где-то в южной стороне, на клеевой фабрике или в рыбном холодильнике, словом, в каком-то подобном заведении и помогли ему вылезти из этой клоаки. Некоторые из компании Открытой Торговли, я имею в виду. Конечно, он был полезен им, когда был в кьоремми и премьер-министром, поэтому они и помогли ему сейчас. Как я предполагаю, сделали они это, главным образом, чтобы досадить Мерсену. Ха-ха! Мерсен — шпион Тибе, и он думает, что никто этого не знает, хотя всем это известно, и он не может выносить вида Харта — думает, он или предатель или двойной агент, и не знает, кто Харт на самом деле и в то же время не может рисковать своим шифтгреттором, разузнавая. Ха-ха!

— А что вы сами думаете о Харте?

— Он предатель, мистер Ай. Все просто и ясно. Предал интересы своей стороны в Долине Синотт, надеясь остановить Тибе на пути к власти, но сделал это недостаточно умно. Здесь ему досталось куда худшее наказание, чем изгнание. Клянусь грудями Меше! Если вы играете против своей собственной команды, вы проигрываете всю партию. Нельзя не видеть, что у таких типов нет ни капли патриотизма, а только самолюбование. Хотя, мне кажется, Харта не очень беспокоит, что он собой сегодня представляет, так как он тщательно уклоняется от всякой власти. Надо признать, что за пять месяцев здесь он не принес никакого вреда.

— Не так плохо.

— Вы тоже не доверяете ему, а?

— Тоже.

— Я рад слышать эти слова, мистер Ай. Я не понимаю, почему Обсле и Джегей возятся с этим типом. Он завзятый предатель, который заботится только о своей выгоде и пока держится на ногах, он пытается вскочить в ваши сани. Так я это понимаю. Не думаю, что дал бы ему хоть прикоснуться к постромкам, если бы он даже попросил меня об этом! — Шуссгис запыхтел и яростно замотал головой, словно усиливая свою точку зрения, а затем улыбнулся мне с выражением, с которым один добродетельный человек смотрит на другого.

Машина неторопливо двигалась по широким, хорошо освещенным улицам. Выпавший утром снег почти весь растаял, сохранившись только в сугробах, наметенных около сточных решеток, а теперь шел дождь, холодный маленький дождичек.

Огромные здания центра Мишнора, правительственные учреждения, школы, храмы Иомеша, казалось, расплывались в потоках дождя и в жидком свете высоких уличных фонарей. Углы прорисовывались нечетко, фасады плыли и размазывались. Что-то было жидкое, неопределенное в огромной грузной махине этого города, сложенного из монолитов, в этом монолитном государстве, в котором и часть и целое называлось одним именем. И Шуссгис, мой веселый жизнерадостный хозяин, грузный крепкий человек, избегающий острых углов и кромок — в нем тоже было что-то размытое, какая-то еле заметная нереальность.

Но еще тогда, в те дни, когда я в машине неторопливо ехал вдоль золотых полей Оргорейна, лишь начав свой успешный путь, который привел меня в святая святых Мишнора, я что-то потерял. Но что? Я чувствовал себя в одиночестве, отгороженным от всех. От холода я был избавлен. В моей комнате исправно хранилось тепло. Но ел я уже без удовольствия. Готовили в Орготе безвкусно, хотя в этом не было ничего страшного. Но почему люди, с которыми мне доводилось встречаться, были ли они здоровы или больны, тоже казались мне пресными? Да, среди них тоже встречались яркие личности — например, Обсле, Слоси, обаятельный и отталкивающий Гаум — и все же в каждом из них чего-то не хватало, какой-то существенной черточки, и они сами не могли этого признать. В них не было основательности.